ЗЕРГЕР

...Сколько Овез помнит себя, он просыпался и засыпал под звонкий стук молоточка по наковальне – тук-тук-тук, тук-тук-тук. Казалось, будто кто-то невидимый мерно отсчитывает время. Он открывал глаза, видел в полумраке комнаты освещенное огнем из печи лицо отца, и ему сразу становилось тепло и уютно. Он любил ночевать в домашней мастерской. Отец этому не противился. Ювелирами, или по-туркменски зергерами в их семье были все – дед, бабушка, отец, мама, другие родственники. Династическое ремесло передавалось из поколения в поколение. Никто не сомневался в том, что и Овез станет продолжателем традиций, тем более что он мог часами смотреть, как работают взрослые, играть с самодельными отцовскими инструментами. Но по-настоящему он возьмет их в руки позже, а поначалу мальчику поручалось другое ответственное задание.

В 60-е годы прошлого века в Туркменистане был наложен запрет на ювелирное дело. Мотивом послужило то, что, дескать, в этой южной республике ювелирного искусства нет, а все, что выходит из-под рук мастеров, идет на базары. Это расценивалось как частное предпринимательство, с которым при существовавшем тогда строе боролись нещадно.

Несмотря на грозное вето, семья Союновых продолжала работать. Трудились в подполье, в землянках, вырытых в песках за городом, по несколько человек в одной комнате. Да и там старались стучать молоточками потише, чтобы не привлечь чьего-то внимания. Конечно, можно было плюнуть на все, заняться другим делом и жить спокойно, ни от кого не скрываясь. Вот только другого они ничего не умели, потому и не стали изменять сами себе и своей профессии.

Шло время, семья разрасталась, и отец Овеза купил дом на окраине Ашхабада, который выходил окнами сразу на две улицы. Сделано это было с таким расчетом, чтобы контролировать подходы к дому – война с ювелирами все еще продолжалась. Овез увлеченно играл с мальчишками, не забывая поглядывать по сторонам – не идет ли милиционер. Как увидит фуражку с красным околышем, сразу бежит к воротам и стучит условным стуком в дверь. Родители, трудившиеся в подвале, мгновенно прятали инструменты, засыпая их песком из мешков, которые специально держали в доме.

Так продолжалось довольно долго, до тех пор, пока отец Овеза – Эсен ага и еще несколько известных зергеров, доведенных до отчаяния тем, что их дело находится в плачевном состоянии, не стали обращаться в различные инстанции, доказывая, что ювелирное искусство в Туркменистане есть, но оно умирает, и запрет на профессию может привести к тому, что оно утратится полностью. Удивительно, но факт – голоса мастеров в конце концов были услышаны, они стали работать не таясь, не пугаясь каждого стука в дверь. Однако годы запрета сделали свое дело: страх перед наказанием заставил многих ювелиров сменить профессию. К прежней они уже не вернулись. Их нельзя за это винить, ведь и им нужно было как-то выживать.

Настоящих зергеров остались единицы, ювелирное дело шло на спад. Именно тогда, в середине 60-х, отец стал учить Овеза азам древней профессии.

- У меня были прекрасные наставники, - говорит Овез. - Моего отца в свое время учил дедушка нашего замечательного поэта Курбанназара Эзизова Хуммет ага и его брат Анналы ага – они наши родственники. Кстати, сам Курбанназар в юности занимался ювелирным делом, моя бабушка продавала его небольшие, но изящные украшения, а на вырученные деньги он покупал книги. Кто знает, может быть, ювелирное искусство и помогло ему стать прекрасным поэтом, ведь выводить причудливые узоры на серебре все равно, что постигать загадочную душу человека. Старики передали секреты мастерства отцу, а он – мне. Никаких книг и пособий по ювелирному делу не существовало, знания передавались по наследству, от одного к другому путем практического обучения. Отец был не только замечательным мастером, но и терпеливым, мудрым учителем. После его смерти меня продолжали учить его наставники – Хуммет ага и Анналы ага. И отец, и старики научили не просто стучать молоточком по металлу и выводить узоры гравировки. Рядом с ними я понял главное: чтобы добиться чего-то в жизни, чтобы жить в ладу со своей совестью, нужно быть преданным своему делу и бесконечно любить его.

Свое первое самостоятельное изделие – брошь-гульяка Овез изготовил, когда учился в пятом классе. Он очень ею гордился. К девятому классу Овез уже участвовал в республиканской художественной выставке, на которой демонстрировались его работы.

Ювелирному искусству Овез Союнов посвятил 36 лет жизни. Созданные им туркменские национальные украшения демонстрировались на всемирных выставках в России, Канаде, Франции, Германии, Турции, Иране, ЮАР. Его работы можно увидеть в Национальном музее Туркменистана в Ашхабаде.

За долгие годы работы Овез Союнов обучил ювелирному делу около 100 человек.

- Конечно, не все из них впоследствии стали зергерами, - говорит мастер, - кто-то обжег палец и перестал приходить на занятия, кто-то решил, что другим ремеслом заработает больше, третьему не хватило терпения, а труд ювелира это прежде всего терпение, других вынудили отказаться от профессии семейные обстоятельства, но десять человек из этой сотни работают до сих пор, и меня радуют их работы. Я считаю, что это будет достойная смена.

- А ваши дети? Есть ли у них желание продолжить семейную традицию?

- Нет, они избрали другие пути. Три моих сына и дочь знают весь процесс работы и могли бы трудиться самостоятельно, но ведь не каждому дано стать поэтом или художником, а ювелир – тот же поэт и художник.

Мы беседовали в небольшой мастерской Овеза, где на длинном столе были аккуратно разложены инструменты, горел огонь в камине и он освещал лица смотревших на нас с портретов предков мастера – седых стариков в огромных шапках-тельпеках и в долгополых халатах-донах. Я попросил Овеза показать созданные им ювелирные изделия. Зергер расстелил на кошме полосатую накидку из ткани «кетени» - традиционного материала платьев туркменских женщин, и вскоре невзрачная комната озарилась мягким, теплым светом. На яркой полосатой материи, словно сокровища из восточных сказок, лежали обрамленные серебряными бубенчиками накосные женские украшения, браслеты, «чепелики», «чапраки» и «чанга» – украшения старинных халатов, тускло мерцали голубая бирюза и розовато-красный сердолик. Подумалось: как же надо любить своих женщин, чтобы одеть их в такую красоту!

- Овез, вы сказали, что ювелир – это поэт и художник в одном лице. Интересно, а чего больше в вашем творчестве – собственной фантазии или следования традициям?

- Я ничего не копирую. В любое украшение я стараюсь внести свои, как мне кажется, оригинальные черты, которых не было в других изделиях и которые подсказала мне моя фантазия. Однако от традиционной дороги далеко не отхожу, стремясь сохранить и передать в каждой детали национальный характер. Туркменам чужда вычурность в чем бы то ни было, и это природное качество мы переносим на свои ювелирные украшения. Они, казалось бы, просты на первый взгляд, но, присмотревшись, можно увидеть редкое сочетание гармонии, достоинства, благородства и вкуса. У каждого из туркменских племен свое направление, свой стиль, свои узоры, они не повторяют друг друга и их легко различить. В своих работах я собираю букет из этих разных орнаментов, но и здесь вношу свои мотивы, свой колорит.

- Насколько мне известно, туркменские ювелиры всегда работали с серебром и очень редко, почти никогда с золотом. Почему?

- Во-первых, серебряные изделия служили нашим предкам не только украшением, но и средством защиты. В бою туркменские женщины сражались рядом с мужчинами. От удара саблей мужчин защищали высокие тельпеки и кольчуги, а у женщин и девушек в качестве шлема выступала остроконечная гупба – головное украшение в быту. Широкая нагрудная брошь - гульяка и браслеты от запястья до локтя играли роль доспехов. Золото – металл хрупкий, быстро ломается, а серебро – вязкое и силу удара оно берет на себя. Вот потому и украшения в старину весили от одного до пяти килограммов. К тому же, серебро обладает антисептическим свойством, и если воина ранили в бою, например, стрела засела в теле, то лекари вынимали ее специальными серебряными пластинками, прикладывая к ране серебряные дощечки.

Во-вторых, этого требовали наши жаркие климатические условия. Вместе с потом из организма выходят вредные химические вещества и серебро помогает удалить их, вбирая в себя. Порой, когда мне приходится переплавлять старое серебро, от него исходит такой дым и чад, что трудно дышать – это выходят окислы, которые приняло на себя серебро не от одного поколения владельцев.

- Овез, за 36 лет работы через ваши руки прошли, наверное, тонны серебра, вы хорошо разбираетесь в старинных ювелирных изделиях. А могли бы вы отличить по-настоящему старинную работу от подделки под старину?

- Разумеется. В былые времена мастера-зергеры не спешили, работали как говорится не на страх, а на совесть. На изготовление одного изделия уходило от полугода до года. Бывало так, что когда процесс подходил к концу и мастеру что-то не нравилось, он не пытался прикрыть огрехи витиеватыми и аляповатыми загогулинами, а снимал всю позолоту, вынимал уже вставленные камни, переплавлял серебро и все начинал сначала! В этом была профессиональная гордость и честь. Уж если ты ставишь свое клеймо на изделие, то не осрами свое имя. Вот тогда и рождались подлинные шедевры. А безвкусная, бездарная халтура, состряпанная за неделю, видна сразу – в ней нет тепла.

Научить делать украшения можно любого человека, а вот вложить душу в то, что ты делаешь, может только тот, у кого она есть, кто уважает свой труд и считает дело, которому служит, смыслом всей своей жизни. У каждого мастера свое направление, свой стиль, а стиль – это сам человек, его душа.

Туркменские украшения, как и украшения других народов, всегда заключали в себе особый смысл. Так, например, крученая белая и черная проволока предохраняла от дурного глаза. Серебро и нанесенное на него золотое покрытие туркмены сравнивали с бараньим жиром и пчелиным медом – символами благополучия и сладкой жизни. И сейчас еще, когда молодожены проходят «ника» - обряд бракосочетания, старые женщины желают жениху и невесте, чтобы они соединялись друг с другом как бараний жир и мед, иначе говоря, дополняли бы друг друга, как золото и серебро.

Были украшения и для маленьких детей, которые, кроме того что радовали глаз, имели и чисто практическое значение. Когда ребенок только начинал ползать, ему надевали «куртэче» - своего рода жилетик с нашитыми на спину бубенчиками. Занятая делами мать по звуку бубенчиков могла определить, куда в настоящий момент держит путь ее малыш.

- Овез, а над чем вы сейчас работаете?

- Делаю полный комплект украшений к свадебному платью невесты. Должен заметить, что в последние годы таких заказов очень много. Работа кропотливая, продолжается почти полгода и чтобы успеть в срок приходится трудиться с утра до поздней ночи. Но не это главное. Хочется, чтобы невеста выглядела неповторимо красивой, ведь это будет один из самых ярких дней в её долгой и, хочется верить, счастливой жизни. Какая же туркменская свадьба без национальных украшений! Проходят века, меняется мода, а традиция остается неизменной – быть в этот день самой прекрасной.

- Когда работа на заказ выполнена, изделие уже не принадлежит автору. Свои работы, Овез, вы можете узнать сразу, а доводилось ли вам встречать в числе украшений те, что изготовлены вашими родственниками, смогли бы вы их отличить от других?

- Конечно, я ведь с детства запомнил их почерк и не спутаю ни с каким другим. И когда я вижу на женщинах украшения, созданные руками моего отца и его соратников, мое сердце наполняется радостью. Работ отца у нас дома осталось немного – большинство было утеряно. Однажды в одной из стран, где выставлялись его произведения, отец обнаружил, что часть привезенной коллекции украдена. Сначала мы огорчились, но потом подумали: а ведь это своего рода признание. И если кто-то до сих пор носит эти украшения – пусть так и будет, отец для этого и работал.

- В каком состоянии находится сейчас ювелирное дело в Туркменистане?

- Оно, благодаря вниманию со стороны нашего лидера, возрождается. В Туркменистане создана Академия художеств, где есть ювелирный факультет. Это радует. Я уже говорил о мрачном периоде запрета на профессию и о том, что никаких книг по туркменскому ювелирному искусству не существовало. Должен отметить и другое: многие образцы работ старых мастеров, по которым можно было бы восстановить древний промысел, безвозвратно утеряны в разные годы.

Сейчас наша таможня внимательно следит за тем, чтобы национальное достояние не покидало пределы Туркменистана, а ведь было время, когда гости страны скупали национальные украшения у людей, которые даже не догадывались об их истинной ценности. Значительная часть раритетов была вывезена за рубеж и исчезла безвозвратно. Жаль. Но, повторю, ювелирное искусство в Туркменистане поднимается на ноги и я горжусь тем, что в этом возрождении бьется пульс и моего сердца.

- Ваши планы на будущее?

- У меня есть огромное желание создать украшения для нашего великолепного ахалтекинского скакуна Янардага, чье изображение помещено на Государственном гербе Туркменистана. Туркмены испокон веков украшали своих коней, не жалея для них ничего, поскольку конь для туркмена был членом семьи – другом, братом, спасителем в бою. Как-то, будучи в Иране, я увидел фантастической красоты седло работы старых туркменских ювелиров, инкрустированное слоновой костью, золотом, драгоценными камнями. Подумалось: а почему бы не сделать такое же для нашего самого красивого коня? Сейчас составляю композицию седла, потом примусь за сбрую.

Есть у Овеза Союнова еще одна прекрасная и благородная мечта – обучить ювелирному делу инвалидов, тех, кто не может самостоятельно передвигаться и прикован к инвалидным коляскам.

- Что ж, так случилось, что отказали ноги, но ведь есть хорошие руки, думающие головы, а, главное, желание, чтобы к тебе относились не с жалостью, как к беспомощному калеке, а с уважением, как к полноценному человеку, - возбужденно говорит Овез. - Для начала я могу взять человек двадцать таких ребят, а чтобы обучение не было односторонним, хорошо бы привлечь к этому делу скульпторов, художников, педагогов, возможно, кто-то из ребят захочет попробовать свои силы в другом виде творчества. Получив профессию, они могли бы зарабатывать не меньше своих здоровых сверстников, а красивые вещи, сделанные своими руками, участие в выставках и конкурсах, поездки по стране и за рубеж придали бы им новую жизненную энергию и укрепили дух.

Пока это только идея. Для ее воплощения в жизнь нужно сделать многое – подобрать класс, найти педагогов, помощников, организовать питание, транспорт, снабдить инструментами. Но это отнюдь не невыполнимая задача. Нужна лишь заинтересованность в том, чтобы помочь своим согражданам, не оставить их наедине с бедой.

...Звонко стучит молоточек по наковальне, как будто кто-то невидимый мерно отсчитывает время. Впрочем, так оно и есть, только молоточек отбивает не мгновения жизни, а минуты рождения нового чуда. Имена у него каждый раз разные – «гульяка», «гупба», «генджик», «асык», «буков» или «чанга», но неизменно одно: это действительно чудо. И еще, если прислушаться, в стуке молоточка можно ясно услышать другой звук – стук сердца мастера.

Владимир ЗАРЕМБО.